и нет ни печали, ни зла
и прислало мне начальство центровой материал номера. и читаю я этот материал
в котором мне рассказывают, что партизан в европе (за исключением балкан) не то чтоб не было - но было так мизерно мало, что их не надо считать, - и думаю: а для чего?
для чего мне рассказывают, что Советский Союз воевал не просто с фашизмом (немецким и итальянским, ну и про испанский вспомним ещё), а с объединённой фашистской Европой?
дело в том, что последние двадцать лет в мире и правда выползает на политическую сцену - нет, не откровенный, а очень хорошо замаскированный фашизм.
фашицизируется массовое бессознательное. простите, общественное сознание. фашицизируется политика.
и вот на этом фоне выверты и вывороты представлений о том. что же было с антифашизмом, очень удачно и эффективно маргинализируют современный антифашизм, выводят из поля адекватности антифашистские идеи.
а может, я просто плохо знаю историю, а? и антифашизм и правда не надо считать?
но я не люблю, когда идеи обосновывают статистикой.
а сама статья вот. пока не правленая. ну, то есть там есть проблемы с грамотностью, и я извиняюсь за то, что я их ещё не устранил
Мы победили не Германию.
Мы победили ОБЪЕДИНЕННУЮ фашистскую Европу
Утверждение, что Советский Союз победил в Великой отечественной войне гитлеровскую Германию — неточное. На самом деле СССР воевал против всей Европы, объединенной Гитлером, где добровольно, а где силой, для уничтожения нашей Родины.
Настоящая война с фашистами началась 22 июня
К концу XIX века внимательным наблюдателям стало ясно, что Германия неотвратимо стремится к первенству в Европе. Это стремление было исходной причиной и первой, и второй мировых войн.
Уже в самом начале второй мировой Германия смогла осуществить (пусть и не надолго) свое устремление – создать новую европейскую империю «германской нации» (якобы в традициях Священной Римской империи Карла І). Начав боевые действия в сентябре 1939 года, к июлю 1940-го фашистская Германия фактически «объединила» под своей властью всю континентальную Европу; «окраинные» юго-восточные страны — Греция и Югославия — были присоединены несколько позже, к июню 1941 года. Фактически только Греция и Сербия оказывали полномасштабное военное противодействие фашистам, другие страны континентальной Европы прямо или косвенно помогали развязанию войны Гитлером, снабжали ресурсами, солдатами, финансами.
Вторгаясь в пределы той или иной европейской страны, германские войска встречали способное изумить своей нерешительностью и слабостью сопротивление. Так, германское вторжение в Польшу началось 1 сентября 1939 года, а уже 17 сентября польское правительство покинуло страну. С Францией дело обстояло еще удивительнее: германские войска начали захват страны 5 июня 1940 года, а 14 июня они уже овладели Парижем, — между тем как в первую мировую войну Германия целых четыре года тщетно пыталась достичь этого…
Начало германского овладения Европой получило во Франции название «странная война», в Германии — «сидячая война», в США — «мнимая» или «призрачная». И, строго говоря, реальная война — о чем еще будет речь — началась лишь 22 июня 1941 года. Кратковременные схватки вооруженных сил той или иной европейской страны с перешедшими ее границу германскими войсками являли собой скорее формальное соблюдение извечного «обычая» (нельзя же, мол, попросту впустить в свою страну чужую военную силу!), нежели действительную войну с врагом.
Мнимое европейское сопротивление
Очень много написано о последующем европейском «движении Сопротивления», наносившем будто бы громадный ущерб Германии, а кроме того (и это, пожалуй, главное) свидетельствующем, что Европа-де наотрез отвергала свое объединение под германским главенством.
Но масштабы Сопротивления — исключая разве только тогдашние события в Югославии, Албании и Греции — весьма сильно преувеличены в идеологических целях. Нет сомнения, что режим, устанавливаемый Германией, вызывал решительный протест тех или иных общественных сил в европейских странах. Однако сопротивление режиму имело место ведь и внутри Германии, в самых различных слоях ее населения — от потомков германской аристократии до рабочих-коммунистов; но оно ни в коей мере не являло собой сопротивление страны и нации в целом. И, при всех возможных оговорках, то же самое уместно сказать, к примеру, о Сопротивлении во Франции. Вот выразительное сопоставление: согласно известному скрупулезному исследованию Б. Ц. Урланиса о людских потерях в войнах, в движении Сопротивления за пять лет погибли 20 тысяч (из 40 миллионов) французов, однако за то же время погибли от 40 до 50 тысяч (то есть в 2-2,5 раза больше) французов, воевавших на стороне Германии!
Эренбург в очень популярном в свое время романе «Буря» (1947), удостоенном Сталинской премии 1-й степени, преподнес французский „Резистанс“, выразившийся в не очень значительных диверсиях и убийствах отдельных германских военнослужащих, как нечто чуть ли не сопоставимое со Сталинградской и Курской битвами. И подобная — в сущности, смехотворная — гиперболизация была внедрена в умы как полезный идеологический миф: нашу смертельную борьбу с Германией поддерживала, мол, вся Европа.
В действительности, как уже сказано, весомое сопротивление германской власти имело место только в Югославии, Албании и Греции, что объясняется, надо думать, сохранившейся к тому времени глубокой патриархальностью этих «окраинных» европейских стран; им были чужды порядки, устанавливаемые в них Германией, и чужды, пожалуй, не столько как собственно германские, сколько как общеевропейские, ибо эти страны по своему образу жизни и сознания во многом не принадлежали к европейской цивилизации середины XX века.
К странам с мощным Сопротивлением причисляют еще и Польшу, но при ближайшем рассмотрении приходится признать, что и здесь (как и в отношении Франции) есть очень значительное преувеличение (подкрепленное, между прочим, целым рядом ставших широко известными блестящих польских кинофильмов о том времени). Так, по сведениям, собранным тем же Б. Ц. Урланисом, в ходе югославского Сопротивления погибли около 300 тысяч человек (из примерно 16 миллионов населения страны), албанского — почти 29 тысяч (из всего лишь 1 миллиона населения), а польского — 33 тысячи (из 35 миллионов). Таким образом, доля населения, погибшего в реальной борьбе5 с германской властью в Польше, в 20 раз меньше, чем в Югославии, и почти в 30 раз меньше, чем в Албании!..
Гиперболизация европейского Сопротивления, повторю, имела существенное идеологическое назначение (Европа — не с Германией, но с нами!). А в последние годы спецоперации под названием «перестройка», когда очернение СССР стало у нас выгодной профессией, и дело дошло до того, что даже Германию нередко представляют как более «добропорядочную» страну, чем СССР, заслуги европейского Сопротивления подчас еще значительнее преувеличиваются (в частности, дабы «умалить» роль СССР в великой войне).
В действительности же почти вся континентальная Европа к 1941 году так или иначе, но без особых потрясений вошла в новую империю, возглавляемую Германией. Напомню еще раз, что и в самой Германии имелось Сопротивление, но это ни в коей мере не влияло на геополитическую направленность страны. Более того, немалая часть людей, принадлежавших к германскому Сопротивлению, отнюдь не возражала против нападения на СССР. Тенденциозное толкование известного заговора против Гитлера, закончившегося неудачным покушением на него 20 июля 1944 года, внедрило в умы совершенно превратные представления об основных участниках этого заговора как о чуть ли ни друзьях России! Между тем среди них был, например, заместитель командующего группой армий «Центр», наступавшей в 1941-м на Москву, генерал-майор фон Тресков, покончивший самоубийством 21 июля 1944 года. Его возмущала вовсе не война против СССР, а как раз напротив — провал этой войны! Между тем в статье об этом генерале, вошедшей в изданную в Москве в 1996 году «Энциклопедию Третьего рейха», он преподнесен как персона, коей мы должны всей душой сочувствовать… В действительности этот, по-видимому, в самом деле способный выходец из «старинной прусской семьи» был более опасным для нас противником, нежели какой-нибудь ни в чем не сомневавшийся туповатый гитлеровец.
Реальное положение в 1941. Гитлер объединил весь «европейский союз» против СССР
Но обратимся к положению в Европе в целом. Из существовавших к июню 1941 года двух десятков (если не считать «карликовых») европейских стран почти половина, девять стран, — Испания, Италия, Дания, Норвегия, Венгрия, Румыния, Словакия (отделившаяся и в то время от Чехии), Финляндия, Хорватия (выделенная и тогда из Югославии) — совместно с Германией вступили в войну с СССР, послав на Восточный фронт свои вооруженные силы (правда, Дания и Испания, в отличие от других перечисленных стран, сделали это без официального объявления войны).
Остальные страны континентальной Европы не принимали прямого, открытого участия в войне с СССР, но так или иначе «работали» на Германию, или, вернее, новую европейскую империю. Виднейший английский историк Алан Тейлор совершенно справедливо писал в своем изданном в 1975 году труде «Вторая мировая война» о ситуации во Франции после заключения ею «перемирия» с Германией 22 июня (!) 1940 года:
«Для подавляющего большинства французского народа война закончилась… правительство Петена (маршал Франции с 1918 года, военный министр в 1934 году, с 16 июня 1940-го — премьер-министр. — прим. ред.) осуществляло политику лояльного сотрудничества с немцами, позволяя себе лишь слабые, бесплодные протесты по поводу чрезмерных налогов… Единственное омрачало согласие: Шарль де Голль бежал в последний момент из Бордо в Лондон… Он обратился к французскому народу с призывом продолжать борьбу… Лишь несколько сот французов откликнулись на его призыв».
Тейлор переходит далее к объективной характеристике положения в Европе в целом:
«Устанавливалось германское господство с помощью разнообразных средств — от аннексии и прямого правления до формально равного партнерства…» Так, например, «Швеция и Швейцария сохраняли свою демократическую систему… фактически они… поскольку англичане их не бомбили, могли приносить Германии больше пользы, чем если бы оказались в положении побежденных. Германия получала железную руду из Швеции, точные приборы из Швейцарии (это две наименее зависимые тогда от Германии европейские страны). Без этого она не смогла бы продолжать войну… Европа стала экономическим целым».
И еще о Франции: «Немцы обнаружили в хранилищах достаточные запасы нефти… для первой крупной кампании в России. А взимание с Франции оккупационных расходов обеспечило содержание армии численностью 18 млн. человек»; в результате в Германии «уровень жизни фактически вырос во второй половине 1940 года… Не было необходимости в экономической мобилизации, в управлении трудовыми ресурсами… Продолжалось строительство автомобильных дорог. Начали осуществляться грандиозные планы Гитлера по созданию нового Берлина» — то есть помпезной столицы объединенной Европы.
Неверное представление о ситуации в Европе во время Второй мировой войны заставило многих людей как бы начисто забыть целый ряд реальных событий того времени. Так, например, сегодня способно вызвать настоящее изумление напоминание о том, что знаменитый военачальник (а позднее президент) США Дуайт Эйзенхауэр, вступив в войну во главе американо-английских войск в Северной Африке в ноябре 1942 года (именно тогда, в конце 1942-го, войска США вообще впервые начали участвовать в боевых действиях!), должен был для начала сражаться не с германской, а с двуххсоттысячной французской (!) армией под командованием министра обороны Франции Жана Дарлана, который, правда, ввиду явного превосходства сил Эйзенхауэра, вскоре приказал своим войскам прекратить борьбу. Однако в начавшихся боевых действиях успели все же погибнуть 584 американца, 597 англичан и свыше 1600 сражавшихся с ними французов. Это, конечно, крайне незначительные потери в масштабах той великой войны, но они ясно говорят о более «сложной», чем обычно думают, тогдашней ситуации в Европе.
А теперь другие — намного более впечатляющие — сведения, относящиеся уже к противостоянию возглавленной Германией континентальной Европы и СССР. Национальную принадлежность всех тех, кто погибали в сражениях на русском фронте установить трудно или даже невозможно. Но вот состав военнослужащих, взятых в плен нашей армией в ходе войны: из общего количества 3 770 290 военнопленных основную массу составляли, конечно, германцы (немцы и австрийцы) — 2 546 242 человека; 766 901 человек принадлежали к другим объявившим нам войну нациям (венгры, румыны, итальянцы, финны и т. д.), но еще 464 147 военнопленных — то есть почти полмиллиона! — это французы, бельгийцы, чехи и представители других вроде бы не воевавших с нами европейских наций!
Кто-нибудь возразит, что следует говорить в данном случае о «жертвах» германского насилия, загнавшего этих людей на военную службу совершенно вопреки их воле. Однако едва ли соответствующие германские инстанции шли бы на столь очевидный риск, внедряя в войска огромное количество (полмиллиона — это ведь только попавшие в плен!) заведомо враждебно настроенных военнослужащих. И пока эта многонациональная армия одерживала победы на русском фронте, Европа была, в общем и целом, на ее стороне…
Начальник генерального штаба сухопутных войск Германии Франц Гальдер записал сказанные 30 июня 1941 года слова Гитлера, констатирующие положение вещей: «Европейское единство в результате совместной войны против России». И это была вполне верная оценка положения. Геополитические цели войны 1941-1945 годов фактически осуществляли не 70 млн. немцев, а более 300 млн. европейцев, объединенных на различных основаниях — от вынужденного подчинения до желанного содружества, — но так или иначе действовавших в одном направлении.
Разумеется, основу армии, вторгшейся 22 июня 1941 года в СССР, составляли германские солдаты, которые с собственно профессиональной точки зрения являлись «лучшими» в мире. Но никак нельзя не учитывать, что только благодаря опоре на всю континентальную Европу стала возможной мобилизация почти четверти всех немцев. У нас было призвано за время войны 17 процентов населения (к тому же далеко не все из них побывали на фронте) — то есть один из шести человек, ибо иначе в тылу не осталось бы необходимых для работы военной промышленности квалифицированных мужчин (мужчины в возрасте от 18 до 50 лет — это примерно четверть всего населения).
Словом, силу — и с «количественной» и с «качественной» точек зрения — армии, вторгшейся в 1941-м в СССР, обеспечивали десятки миллионов высоко квалифицированных работников всей Европы. И, не учитывая и не осмысляя эту сторону дела, нельзя понять истинную суть войны 1941-1945 годов. В частности, на территории самой Германии потрудились в общей сложности более 10 миллионов (!) квалифицированных рабочих из различных европейских стран». И без этого нельзя понять ни мощь германского нападения, ни глубокий объективно-исторический смысл этого нападения.
Публикация подготовлена на основе статьи выдающегося советско-российского историка Вадима Кожинова «Война и геополитика»//Истинный смысл и значение мировой войны 1939-1945 года
в котором мне рассказывают, что партизан в европе (за исключением балкан) не то чтоб не было - но было так мизерно мало, что их не надо считать, - и думаю: а для чего?
для чего мне рассказывают, что Советский Союз воевал не просто с фашизмом (немецким и итальянским, ну и про испанский вспомним ещё), а с объединённой фашистской Европой?
дело в том, что последние двадцать лет в мире и правда выползает на политическую сцену - нет, не откровенный, а очень хорошо замаскированный фашизм.
фашицизируется массовое бессознательное. простите, общественное сознание. фашицизируется политика.
и вот на этом фоне выверты и вывороты представлений о том. что же было с антифашизмом, очень удачно и эффективно маргинализируют современный антифашизм, выводят из поля адекватности антифашистские идеи.
а может, я просто плохо знаю историю, а? и антифашизм и правда не надо считать?
но я не люблю, когда идеи обосновывают статистикой.
а сама статья вот. пока не правленая. ну, то есть там есть проблемы с грамотностью, и я извиняюсь за то, что я их ещё не устранил
Мы победили не Германию.
Мы победили ОБЪЕДИНЕННУЮ фашистскую Европу
Утверждение, что Советский Союз победил в Великой отечественной войне гитлеровскую Германию — неточное. На самом деле СССР воевал против всей Европы, объединенной Гитлером, где добровольно, а где силой, для уничтожения нашей Родины.
Настоящая война с фашистами началась 22 июня
К концу XIX века внимательным наблюдателям стало ясно, что Германия неотвратимо стремится к первенству в Европе. Это стремление было исходной причиной и первой, и второй мировых войн.
Уже в самом начале второй мировой Германия смогла осуществить (пусть и не надолго) свое устремление – создать новую европейскую империю «германской нации» (якобы в традициях Священной Римской империи Карла І). Начав боевые действия в сентябре 1939 года, к июлю 1940-го фашистская Германия фактически «объединила» под своей властью всю континентальную Европу; «окраинные» юго-восточные страны — Греция и Югославия — были присоединены несколько позже, к июню 1941 года. Фактически только Греция и Сербия оказывали полномасштабное военное противодействие фашистам, другие страны континентальной Европы прямо или косвенно помогали развязанию войны Гитлером, снабжали ресурсами, солдатами, финансами.
Вторгаясь в пределы той или иной европейской страны, германские войска встречали способное изумить своей нерешительностью и слабостью сопротивление. Так, германское вторжение в Польшу началось 1 сентября 1939 года, а уже 17 сентября польское правительство покинуло страну. С Францией дело обстояло еще удивительнее: германские войска начали захват страны 5 июня 1940 года, а 14 июня они уже овладели Парижем, — между тем как в первую мировую войну Германия целых четыре года тщетно пыталась достичь этого…
Начало германского овладения Европой получило во Франции название «странная война», в Германии — «сидячая война», в США — «мнимая» или «призрачная». И, строго говоря, реальная война — о чем еще будет речь — началась лишь 22 июня 1941 года. Кратковременные схватки вооруженных сил той или иной европейской страны с перешедшими ее границу германскими войсками являли собой скорее формальное соблюдение извечного «обычая» (нельзя же, мол, попросту впустить в свою страну чужую военную силу!), нежели действительную войну с врагом.
Мнимое европейское сопротивление
Очень много написано о последующем европейском «движении Сопротивления», наносившем будто бы громадный ущерб Германии, а кроме того (и это, пожалуй, главное) свидетельствующем, что Европа-де наотрез отвергала свое объединение под германским главенством.
Но масштабы Сопротивления — исключая разве только тогдашние события в Югославии, Албании и Греции — весьма сильно преувеличены в идеологических целях. Нет сомнения, что режим, устанавливаемый Германией, вызывал решительный протест тех или иных общественных сил в европейских странах. Однако сопротивление режиму имело место ведь и внутри Германии, в самых различных слоях ее населения — от потомков германской аристократии до рабочих-коммунистов; но оно ни в коей мере не являло собой сопротивление страны и нации в целом. И, при всех возможных оговорках, то же самое уместно сказать, к примеру, о Сопротивлении во Франции. Вот выразительное сопоставление: согласно известному скрупулезному исследованию Б. Ц. Урланиса о людских потерях в войнах, в движении Сопротивления за пять лет погибли 20 тысяч (из 40 миллионов) французов, однако за то же время погибли от 40 до 50 тысяч (то есть в 2-2,5 раза больше) французов, воевавших на стороне Германии!
Эренбург в очень популярном в свое время романе «Буря» (1947), удостоенном Сталинской премии 1-й степени, преподнес французский „Резистанс“, выразившийся в не очень значительных диверсиях и убийствах отдельных германских военнослужащих, как нечто чуть ли не сопоставимое со Сталинградской и Курской битвами. И подобная — в сущности, смехотворная — гиперболизация была внедрена в умы как полезный идеологический миф: нашу смертельную борьбу с Германией поддерживала, мол, вся Европа.
В действительности, как уже сказано, весомое сопротивление германской власти имело место только в Югославии, Албании и Греции, что объясняется, надо думать, сохранившейся к тому времени глубокой патриархальностью этих «окраинных» европейских стран; им были чужды порядки, устанавливаемые в них Германией, и чужды, пожалуй, не столько как собственно германские, сколько как общеевропейские, ибо эти страны по своему образу жизни и сознания во многом не принадлежали к европейской цивилизации середины XX века.
К странам с мощным Сопротивлением причисляют еще и Польшу, но при ближайшем рассмотрении приходится признать, что и здесь (как и в отношении Франции) есть очень значительное преувеличение (подкрепленное, между прочим, целым рядом ставших широко известными блестящих польских кинофильмов о том времени). Так, по сведениям, собранным тем же Б. Ц. Урланисом, в ходе югославского Сопротивления погибли около 300 тысяч человек (из примерно 16 миллионов населения страны), албанского — почти 29 тысяч (из всего лишь 1 миллиона населения), а польского — 33 тысячи (из 35 миллионов). Таким образом, доля населения, погибшего в реальной борьбе5 с германской властью в Польше, в 20 раз меньше, чем в Югославии, и почти в 30 раз меньше, чем в Албании!..
Гиперболизация европейского Сопротивления, повторю, имела существенное идеологическое назначение (Европа — не с Германией, но с нами!). А в последние годы спецоперации под названием «перестройка», когда очернение СССР стало у нас выгодной профессией, и дело дошло до того, что даже Германию нередко представляют как более «добропорядочную» страну, чем СССР, заслуги европейского Сопротивления подчас еще значительнее преувеличиваются (в частности, дабы «умалить» роль СССР в великой войне).
В действительности же почти вся континентальная Европа к 1941 году так или иначе, но без особых потрясений вошла в новую империю, возглавляемую Германией. Напомню еще раз, что и в самой Германии имелось Сопротивление, но это ни в коей мере не влияло на геополитическую направленность страны. Более того, немалая часть людей, принадлежавших к германскому Сопротивлению, отнюдь не возражала против нападения на СССР. Тенденциозное толкование известного заговора против Гитлера, закончившегося неудачным покушением на него 20 июля 1944 года, внедрило в умы совершенно превратные представления об основных участниках этого заговора как о чуть ли ни друзьях России! Между тем среди них был, например, заместитель командующего группой армий «Центр», наступавшей в 1941-м на Москву, генерал-майор фон Тресков, покончивший самоубийством 21 июля 1944 года. Его возмущала вовсе не война против СССР, а как раз напротив — провал этой войны! Между тем в статье об этом генерале, вошедшей в изданную в Москве в 1996 году «Энциклопедию Третьего рейха», он преподнесен как персона, коей мы должны всей душой сочувствовать… В действительности этот, по-видимому, в самом деле способный выходец из «старинной прусской семьи» был более опасным для нас противником, нежели какой-нибудь ни в чем не сомневавшийся туповатый гитлеровец.
Реальное положение в 1941. Гитлер объединил весь «европейский союз» против СССР
Но обратимся к положению в Европе в целом. Из существовавших к июню 1941 года двух десятков (если не считать «карликовых») европейских стран почти половина, девять стран, — Испания, Италия, Дания, Норвегия, Венгрия, Румыния, Словакия (отделившаяся и в то время от Чехии), Финляндия, Хорватия (выделенная и тогда из Югославии) — совместно с Германией вступили в войну с СССР, послав на Восточный фронт свои вооруженные силы (правда, Дания и Испания, в отличие от других перечисленных стран, сделали это без официального объявления войны).
Остальные страны континентальной Европы не принимали прямого, открытого участия в войне с СССР, но так или иначе «работали» на Германию, или, вернее, новую европейскую империю. Виднейший английский историк Алан Тейлор совершенно справедливо писал в своем изданном в 1975 году труде «Вторая мировая война» о ситуации во Франции после заключения ею «перемирия» с Германией 22 июня (!) 1940 года:
«Для подавляющего большинства французского народа война закончилась… правительство Петена (маршал Франции с 1918 года, военный министр в 1934 году, с 16 июня 1940-го — премьер-министр. — прим. ред.) осуществляло политику лояльного сотрудничества с немцами, позволяя себе лишь слабые, бесплодные протесты по поводу чрезмерных налогов… Единственное омрачало согласие: Шарль де Голль бежал в последний момент из Бордо в Лондон… Он обратился к французскому народу с призывом продолжать борьбу… Лишь несколько сот французов откликнулись на его призыв».
Тейлор переходит далее к объективной характеристике положения в Европе в целом:
«Устанавливалось германское господство с помощью разнообразных средств — от аннексии и прямого правления до формально равного партнерства…» Так, например, «Швеция и Швейцария сохраняли свою демократическую систему… фактически они… поскольку англичане их не бомбили, могли приносить Германии больше пользы, чем если бы оказались в положении побежденных. Германия получала железную руду из Швеции, точные приборы из Швейцарии (это две наименее зависимые тогда от Германии европейские страны). Без этого она не смогла бы продолжать войну… Европа стала экономическим целым».
И еще о Франции: «Немцы обнаружили в хранилищах достаточные запасы нефти… для первой крупной кампании в России. А взимание с Франции оккупационных расходов обеспечило содержание армии численностью 18 млн. человек»; в результате в Германии «уровень жизни фактически вырос во второй половине 1940 года… Не было необходимости в экономической мобилизации, в управлении трудовыми ресурсами… Продолжалось строительство автомобильных дорог. Начали осуществляться грандиозные планы Гитлера по созданию нового Берлина» — то есть помпезной столицы объединенной Европы.
Неверное представление о ситуации в Европе во время Второй мировой войны заставило многих людей как бы начисто забыть целый ряд реальных событий того времени. Так, например, сегодня способно вызвать настоящее изумление напоминание о том, что знаменитый военачальник (а позднее президент) США Дуайт Эйзенхауэр, вступив в войну во главе американо-английских войск в Северной Африке в ноябре 1942 года (именно тогда, в конце 1942-го, войска США вообще впервые начали участвовать в боевых действиях!), должен был для начала сражаться не с германской, а с двуххсоттысячной французской (!) армией под командованием министра обороны Франции Жана Дарлана, который, правда, ввиду явного превосходства сил Эйзенхауэра, вскоре приказал своим войскам прекратить борьбу. Однако в начавшихся боевых действиях успели все же погибнуть 584 американца, 597 англичан и свыше 1600 сражавшихся с ними французов. Это, конечно, крайне незначительные потери в масштабах той великой войны, но они ясно говорят о более «сложной», чем обычно думают, тогдашней ситуации в Европе.
А теперь другие — намного более впечатляющие — сведения, относящиеся уже к противостоянию возглавленной Германией континентальной Европы и СССР. Национальную принадлежность всех тех, кто погибали в сражениях на русском фронте установить трудно или даже невозможно. Но вот состав военнослужащих, взятых в плен нашей армией в ходе войны: из общего количества 3 770 290 военнопленных основную массу составляли, конечно, германцы (немцы и австрийцы) — 2 546 242 человека; 766 901 человек принадлежали к другим объявившим нам войну нациям (венгры, румыны, итальянцы, финны и т. д.), но еще 464 147 военнопленных — то есть почти полмиллиона! — это французы, бельгийцы, чехи и представители других вроде бы не воевавших с нами европейских наций!
Кто-нибудь возразит, что следует говорить в данном случае о «жертвах» германского насилия, загнавшего этих людей на военную службу совершенно вопреки их воле. Однако едва ли соответствующие германские инстанции шли бы на столь очевидный риск, внедряя в войска огромное количество (полмиллиона — это ведь только попавшие в плен!) заведомо враждебно настроенных военнослужащих. И пока эта многонациональная армия одерживала победы на русском фронте, Европа была, в общем и целом, на ее стороне…
Начальник генерального штаба сухопутных войск Германии Франц Гальдер записал сказанные 30 июня 1941 года слова Гитлера, констатирующие положение вещей: «Европейское единство в результате совместной войны против России». И это была вполне верная оценка положения. Геополитические цели войны 1941-1945 годов фактически осуществляли не 70 млн. немцев, а более 300 млн. европейцев, объединенных на различных основаниях — от вынужденного подчинения до желанного содружества, — но так или иначе действовавших в одном направлении.
Разумеется, основу армии, вторгшейся 22 июня 1941 года в СССР, составляли германские солдаты, которые с собственно профессиональной точки зрения являлись «лучшими» в мире. Но никак нельзя не учитывать, что только благодаря опоре на всю континентальную Европу стала возможной мобилизация почти четверти всех немцев. У нас было призвано за время войны 17 процентов населения (к тому же далеко не все из них побывали на фронте) — то есть один из шести человек, ибо иначе в тылу не осталось бы необходимых для работы военной промышленности квалифицированных мужчин (мужчины в возрасте от 18 до 50 лет — это примерно четверть всего населения).
Словом, силу — и с «количественной» и с «качественной» точек зрения — армии, вторгшейся в 1941-м в СССР, обеспечивали десятки миллионов высоко квалифицированных работников всей Европы. И, не учитывая и не осмысляя эту сторону дела, нельзя понять истинную суть войны 1941-1945 годов. В частности, на территории самой Германии потрудились в общей сложности более 10 миллионов (!) квалифицированных рабочих из различных европейских стран». И без этого нельзя понять ни мощь германского нападения, ни глубокий объективно-исторический смысл этого нападения.
Публикация подготовлена на основе статьи выдающегося советско-российского историка Вадима Кожинова «Война и геополитика»//Истинный смысл и значение мировой войны 1939-1945 года
@темы: а если это символ — то чего?, внезапно, неудобства, приключения духа, да?
22 июня -- священная для меня дата. НО! Отчим моей мамы, латыш, из не советской тогда еще Латвии с другом тайком пробрался в трюм корабля и добрался до воевавшей Испании. Он воевал в Интербригаде, потом сидел во французском концлагере, потом попал на Великую Отечественную, где под Курском потерял правую руку и левую ногу (роту обстреляли на марше)
К нему часто приходили в гости друзья-интербригадовцы и испанцы, которые после войны так и остались в Союзе. Они много рассказывали и, естественно, я запоем читал все, что мог найти об этом времени -- Хемингуэя, Кольцова...
В Республиканской Испании был дан первый бой фашизму, не даром там сражалось очень много русских-советских...
Впрочем, дело не в Испании, конечно. Я вот часто думаю: почему последнее время так редко появляется в СМИ информация о каких-то героях и мучениках Второй Мировой?.. Почему так плотно -- один за другим -- ложатся материалы, призванные оплевать, "дегероизировать" все то, что было -- да и есть!-- свято?! Матросов -- недоумок, под дулом пистолета политрука полезший на огневую точку, Космодемьянская --душевнобольная, чуть ли не кур у крестьян воровавшая, Талалихин никуда свой самолет не направлял, памфиловцев никаких на самом деле не было -- всё пропаганда и т.д. и т.п.
Пышным цветом только "документальные материалы" о тотальных изнасилованиях и мародерстве.
ОТчего так?-- Только от того ли, что на гнилую тухлятину лучше клюет читатель? -- В ряду с вечной чернухой и "бытовухой" желтой прессы и ТВ?
Или все-таки -- как говорят -- есть специальные отделы и у американцев, и у их друзей, которые кропотливо и планомерно расшатывают и раскачивают лодку изнутри?.. Как говорил Винни-пух, что-то все это жжжжжжжжж неспроста.
А скорее всего -- синергия обоих сил: гнили в человеческой природе + вполне планомерного и циничного распространения "дезы" в лучших традициях геббельсовской пропаганды
Это обязательный элемент формата.
...я в-в... ну, в подростковом возрасте, помнится, наблюдал тексты антисоветских анекдотов, комментируя степень мастерства сочинителей. )) Даже на не очень большом количестве текстов были видны характерные черты. Жаль, мне не пришло в голову тогда сделать какие-то заметки, а теперь я не помню, конечно, своих тогдашних открытий и пониманий. )
Странное обращение с информацией не может не вызывать вопросов.
Это всё, так или иначе, отголоски битвы идей. Только в наше время она стала уж очень постмодернистской, эта битва. И, в частности, это проявляется в том, что там, где ожидаешь найти идеи коммунистические, находишь идеи, вовсю отдающие пещерным фашизмом.
Меня в этой истории смущает даже не столько история — ну, может, я и вправду имею совсем неверные представления об антифашизме! — а стоящий за ней подтекст. Мне он кажется таким: связывание вместе понятий "Европа" и "фашизм" и вызов чувства опасности. И мне эта формула не нравится совсем. Ведь массовый читатель газеты принимает позицию газеты на веру, разделяет её (а иначе просто не читает). У этой газеты много читателей и аудитория точно воспринимает информацию некритично. Манипуляция манипуляцией, и притом из самых скверных.
И ведь не то чтобы нет в Европе фашизма!.. Но гнилью пахнет очень сильно.
А вообще уникальное время: настоящие фашисты тычут пальцем в других и говорят, что фашисты - не они, а вот те.
А из оставшихся братьев-сестер только мы с троюродной сестрой (она в Канаде) что-то помним и интересуемся. Остальным нашим двоюродным и детям как-то , в общем, пофиг. Может спохватятся, но поздно будет.
Еще о Ю.У. -- том, что был в Испании. Он дружил с нашим известным писателем, Жанисом Гривой (тот то же прошел Испанию). У Жаниса много рассказов про ту войну. По рассказу был снят и довольно известнвй фильм "Ноктюрн" с Полой Раксой в главной роли.
Жанис жил около зоопарка, видимо у него там были знакомые и в детстве он подарил мне собаку -- щенка черного динго Моро ("моро", вроде "черный" по-испански)