давно забыл
заброшенное ) хватило силы воли немного понабрать
у, дальше длинно ) лисьи странные сказочки
читать дальшечастные записки контактёров, наброски, делавшиеся в манерах «письмо к далёким предкам» и/или «письмо к (несостоявшимся) потомкам»
21.07.07
Что кому кажется, что кому слышится
Речь его несла в себе странные, на мой вкус, иногда грубые, а иногда едва уловимые ошибки. И это было прекрасно. У нас же огромная часть разработок связана именно с ошибками и отклонениями в речи. А тут на тебе. Болтают, как родные. И вот наконец.
– Несмотря на кажущееся различие, есть множество общих черт у наших культур. Например... у нас принято не говорить детям всю правду в вопросах, которые, по нашим представлениям, выходят за рамки возможностей детей в вопросах самозащиты.
Мы вообще сбегаемся во многих фактах. Факторах. Ну... у нас сходство представлений о жизни. Это ничего, что декларируемые ценности не совпадают с... статистикой. Мы понимаем, почему это так, и вас не должно смущать, как это выглядит в наших глазах.
Вот эта их замечательная простодушная неизмеримая высокомерность нравилась мне больше всего. Такая яркая черта, и так часто встречается – точнее говоря, я не встречала ещё ни одного из них, который бы не был отмечен ею.
А вот их стремление к общению мне совсем не нравится. Как правило, это означает вот что: рано или поздно мы начинаем... начали или начнём... обманываться; путаем сами себя. Уж лучше бы они сопротивлялись. Тогда, по крайней мере, всё понимается в сто раз быстрее. А сейчас мы имеем возможность увидеть в тысячу... да что там – с этакими-то экстравертами! - в сто тысяч раз больше – ну и, разумеется, вместо них принимаемся видеть самих себя.
У разных культур, я имею в виду – на разных уровнях зрелости, одни и те же проявления имеют совершенно разные причины. Самые грубые ошибки мы совершали именно в этой области. Впрочем, и глубина последствий наших ошибок была не всегда нам понятна. ...И вот всякий раз, оглядываясь назад, на сделанные ошибки ...и на не сделанные тоже – я с ужасом замираю на самом краю уж-ж-жасного обрыва, и мне нужно несколько минут и немало усилий, чтобы перевести дух. А пугаюсь я вот чего. Все эти ошибки – все вместе и каждая в частности – могли стоить моей планете... могли очень дорого стоить. Что же нас пронесло?..
В молодости я думала, что это, конечно же, Контакт. Та схема, техника, идеология контакта – и не только контакта двух разнопланетных культур – которая, собственно, самим своим появлением спасла мой мир. Спасла потому, что те, кто принёс её, остановили последнюю войну. Сейчас я сомневаюсь в этом. Я, контактёр, человек, насквозь пропитанный этой идеей, не имеющий ни малейшего желания что-то противопоставить ей – я сомневаюсь. Просто потому, что она слишком проста.
Она замечательна. Она хороша. Она спасла и спасает нас, она спасала, спасла, спасает и, надеюсь, будет спасать других. Но она ли сохраняет тот удивительный – и в самом деле замечательный – статус кво, в котором мы так долго существуем?
Наш спокойный и благополучный мир сохраняет свой покой на гребне волны. И это вовсе не волна социальных катастроф. Скорее уж это покажется волной всеобщего осмысленного процветания. Да, у нас хватает нынешних проблем. И груз прошлого ещё не лёгок. Но мы скользим, как на волшебной доске над весёлой водой – и вот это-то состояние разудалого покоя пугает меня. Потому что я не знаю, что там, под этой водой. Что за доска у нас под ногами. Почему мы так лихо плывём.
Я умею только управлять этой доской. Так же, как умеют все. И многие, думаю, спрашивают себя, как и я: что же там, под волною?..
Может быть, это паранойя. Может быть, наш социальный эксперимент оказался с горчинкой и создал несколько поколений скрытых шизофреников, тайком боящихся... сами не зная чего. Может быть. Тогда тем более стоит с ним разобраться. В книжках по истории психических проблем я читала, что после предпоследней мировой у нескольких поколений в странах, наиболее затронутых той войной, был распространён, среди прочих, такой бессознательный страх: они побаивались дня 22 июня. В этот день, если вы не помните, началась та война.
Но эти люди хотя бы знали, с чем, собственно, связан их невроз. Вернее, они хотя бы знали, что за дата их пугает. Я же, чем больше занимаюсь контактом, тем меньше понимаю... что именно управляет миром, в котором мы живём.
Конечно, в нашем мире есть люди, чья работа заключается именно в том, чтобы разбираться с такими вопросами. И, наверное, они могли бы ответить на многие вопросы мне. Или хотя бы помочь найти дорожку в туманах недоумений. Но я никогда прежде не относилась к этой проблеме с таким специфическим интересом. Да и не знаю я, как подступиться к таким разговорам. Пока что не знаю.
...Главное – не забывать, что причин всегда несколько. Что все эти видения неведомой волны разбушевались оттого, что мне сейчас приходится работать с теми, кто создал Контакт; нет, лучше сказать – кто научил ему нас, кто сделал нас такими, какие мы сейчас есть. Вернее, с теми, кто, как мы думаем, принадлежит к той же культуре. Но может оказаться кем-то другим.
Элли
22.07.07
Когда две культуры встречаются (в лице своих носителей) ради взаимопознавания, большая часть времени этих самых носителей отводится бесконечному описанию. Изучая друг друга, мы предаёмся этакой всепроникающей рефлексии – вернее, одни из нас рефлексируют, а другие за этим всем наблюдают. Вернее, мы все то наблюдаем, то рефлексируем. А ещё вернее, мы всё это делаем постоянно и вместе. Ничего странного, что, с одной стороны, это ужасно увлекательно, а с другой – ужасно утомительно. И всё время приходится следить за состоянием восприятия, за свежестью психических ветров и ясностью душевного света. (Это всё очень непросто, и далеко не всегда со стороны видно, что нужна помощь, и сам не всегда... не всё понимаешь). Работа не для циников, - циников из контактёров надо гнать. При первых же симптомах. С другой стороны, работа не для лишённых способности к самокритике, другокритике и прочим критическим свойствам. Вот так и получается, что возле контактёров, среди них и с ними обычно собираются, на мой непросвещённый и субъективный взгляд, наиболее интересные люди. И наиболее раздражающие – тоже.
Мои современники прекрасно представляют себе, что такое Контакт. Но вы-то не современники мне; и вы это пока не представляете. Или, вернее, представляете как-нибудь. Вот я и пробую добавить вам представлений, соответствующих положению вещей.
...Именно из этого прежде всего и состоит контакт. Все наши усилия по осознанию, говорению, пониманию, вниманию, распознаванию начинаются с того, что мы насколько только можем недвусмысленно передаём друг другу то, что думаем сами о себе, о мире и друг о друге. А чтобы не захлебнуться и не утонуть, обозначаем друг для друга: сейчас мы говорим о себе, а вы можете понаблюдать, как мы это делаем; а сейчас мы слушаем вас; а потом мы расскажем вам, что мы увидели, - и так далее. Контакт состоит из очень близкого и в то же время очень отстранённого взаимодействия, сопровождается несколькими системами формальностей, касающимися страхов, и воспринимается как бесконечный пир души. Участвовать в нём – если только умеешь – лучшее из удовольствий. Ну а когда что-нибудь идёт наперекосяк – или вдруг открывается очередная бездна – и худшая из мук, и страх на грани возможных. Вот только те, кто придумал всё это, придумали всё это так, что ни пугать, ни мучать других всем этим невозможно.
А может быть, просто они не дают это тем, кто ещё не готов отказаться мучить и пугать.
кто-то из мальчиков?
Всё было не так. Извольте видеть: они нам кажутся. Показываются. Мы их видим так, как заложено в нас. Это в меня, что ли, вот эти мультипликационные формы заложены?.. М-м… мда. Мда. Собственно, я согласен. Это всё спрятано в нас, иначе бы всё это аниме не существовало. Но вы же понимаете: невозможно принять существа, созданные буквально по законам подростковых жанров. (Пусть и столетней давности). Особенно когда тебе тычут в нос, что эти облики и виды созданы собственно тобой. И только решительно затормозив и переведя дух, оказываешься в силах сознавать, что таки да, всё это заложено твоим же подсознанием. Мучительно. Ужасный бред. Ужасно любопытно.
Как только до меня дошло, я тут же побежал к их Старшему – уговаривать их поработать с группами, которые я… в тот момент, конечно же, ещё не сформировал. Старший, конечно же, немного обалдел (я со смаком полюбовался полминутки его видом), однако общее согласие дал. (Честно говоря - обожаю смотреть на них, а на него – особенно. И особенно – когда они реагируют по-человечески, а не принимаются за своё любимое чтение лекций. За что им, конечно же, большое спасибо, и вообще нам полная наука. Но очень нравится сбить спесь, как, впрочем, подозреваю, и им. С нас.) Кажется, он напугался. Моего напора – и перспектив, которые…
Ведь я же хотел увидеть их. И тогда их увидят другие. Нет, всё-таки он не струхнул. Но явно встревожился чем-то. Я тогда думал: перспективой оказаться раздетым. Лишённым защиты наших иллюзий и снов. Очень, да, очень я ошибался… нельзя увлекаться победой, познание не прощает любви к соревнованиям.
Поль Торин Дюпон
23.07.07
я очень люблю Стругацких. Как жаль, что наш мир не похож на те, которые я люблю у них. Но я стараюсь – и мне нравится – жить так, чтобы наш мир становился похож. Бывал похож.
А сегодня меня Стругацкими потрясли.
- ...я очень люблю Стругацких. Вернее, очень любил. Тогда мне пришлось быть ребёнком... подростком, может быть. Ребёнком с не детским сознанием. Всё это было не очень удобно, но причины этого положения никоим образом не связаны с какой-либо книжкой, - ментоловая улыбка ну совершенно взрослого человека. Затем – мечтательно: - Ах, как они порою пишут хорошо!.. Но вот – конечно же! - есть вещи, с которыми я бурно не согласен. Не соглашаюсь. Не был согласен, когда – в те времена – их читал (те времена. - Видимо, он был среди тех, кто общался с нами. И, кстати, вообще впервые вступил в контакт... с человечеством. Занятно. Обычно у них те же самые второй раз не идут – если на то нет особых причин. Хотя... ведь он был в изменённом состоянии... занятно) Вот помните – в «Малыше»? - какие чудесные описания пейзажей!.. Вот только всё время - «какой ужасный пустой мир!»... а мне бы и сейчас там быть хотелось... - быстрый взгляд в мою сторону, извиняющаяся гримаса: - Не следует только это понимать так, что вы мне смертно надоели! - и заразительная улыбка. Улыбается он хорошо. Как все они - неотразимо. Пустой мир?.. Как же там было...
«...айсберг. Он торчал над горизонтом гигантской глыбой сахара, слепяще-белый иззубренный клык, очень холодный, очень неподвижный, очень цельный, без всех этих живописных мерцаний и переливов, - видно было, что как вломился он в этот плоский беззащитный берег сто тысяч лет назад, так и намеревается проторчать здесь ещё сто тысяч лет на зависть всем своим собратьям... Пляж, гладкий, серо-жёлтый, сверкающий мириадами чешуек инея, уходил к нему, а справа был океан, свинцовый, дышащий стылым металлом, подёрнутый зябкой рябью, у горизонта чёрный, как тушь... Слева над горячими ключами, над болотом, лежал серый слоистый туман, за туманом смутно угадывались щетинистые сопки, а дальше громоздились отвесные тёмные скалы, покрытые пятнами снега. Скалы эти тянулись вдоль всего побережья, насколько хватал глаз, а над скалами в безоблачном ледяном серо-лиловом небе всходило крошечное негреющее лиловатое солнце...» Да, действительно неплохо. И действительно они там всё время повторяют – какой это мёртвый мир. Мир там по условиям сюжета был мёртвый, а братцы старались это в ощущениях передать.
Между тем он разгулялся. Он цитировал:
- «Солнце уже зашло, сумерки сгустились. Странные здесь сумерки – тёмно-фиолетовые, как разведённые чернила. (надо бы чернила как-то найти и посмотреть, что это за цвет) Луны нет, зато в изобилии северное сияние, да ещё какое! Гигантские полотнища радужного цвета (интонации его разыгрались, он распелся, он увлёкся, он даже глаза прижмурил) бесшумно развеваются над чёрным океаном, сворачиваются и разворачиваются, трепещут и вздрагивают, словно под ветром, переливаются белым, зелёным, розовым и вдруг мгновенно гаснут, оставив в глазах смутные цветные пятна, а потом вновь возникают, и тогда исчезают звёзды, исчезают сумерки, всё вокруг окрашивается в неестественные, но чистейшие цвета – туман над болотом становится красно-синим, айсберг вдали мерцает, как глыба янтаря, а по пляжу стремительно несутся зеленоватые тени!..»
Соловей умолк на крещендо, я перевел дух. Да, красиво. Видно, его совсем околдовала эта красота.
- Нравилось мне это безумно. Знаете же, это неизбывное стремление несвободных душ – соприкоснуться с миром через другого, иного, кто лучше... И тут же я читаю про ужасную пустоту мира, в котором нет живых существ сложнее бактерии, да и эти бактерии совершенно лишены активности в отношении, скажем, земных организмов (короткая, но яркая ехидная улыбка), - и как один из третьестепенных героев едва не утонул в океане, осознав во время купания, что он в этих водах – единственное существо.
Он потягивается, закидывает руки за голову, жмурится и бормочет:
- Ей-богу, буду специально ходатайствовать, чтобы ежели кто-нибудь такую планету найдёт – сообщили бы мне. Чтобы я успел на ней побывать, пока живых существ там не стало больше...
И улыбается мечтательно.
...Я понимаю, это не театр. И всё же неприятно, что он что-то играет. Что это не то, как мы привыкли – а то скорее, как обычно говорят люди между собою. Я совсем, совсем отвык от неконтактёрских манер и замашек. Что же, встряска полезна. И Элли вот сидит… обалдевшая… Эге. Да ведь никак этот спектакль был для неё!.. Что же этот засланец тут устроил?!. Наши взгляды встретились; в его глазах плясала слегка покровительственная, незлая, но очень жгучая насмешка. И я ринулся в бой
Казимир! Пауль?
Вот это уже было серьёзно. Дюпон, толстый экзальтированный немолодой мужчина, этакий монстр, Джек-потрошитель, выдумал сделать несколько групп, каждая из которых… ну да, целенаправленно общалась бы с каждым из нас, отданных им. Но не просто там, а совсем просто: чтобы увидеть нас. Он хочет разобрать на части и нас, и людей. Правда, он думает, что его группы будут устроены как-то так, что разбирания людей не произойдёт. Я в это не очень-то верю. Я-то видал, как это бывает. Нет, право, мне попросту страшно. Как бы он своих до драки не довёл. Нет, право, бывает…
Нашли же кого поставить возглавлять. (вот тут непонятно, что чужой это говорит о себе) При первом же случае нажалуюсь Кио. А ещё лучше – сбегу.
…надо будет проверить, как они Кио зовут. На разных языках.
Чужой по прозвищу Старший
(разговор на арабском)
- Не знаю, что вы услышите, если Вэй Синь повторит вам то имя, которым я, как ему слышится, именую звезду Удачи. Вернее, знаю, что вы услышите слово из его языка – имя, которым называют эту звезду его соплеменники. Так же и он, назови вы Счастливую звезду, как вам слышится, услышит слово из вашего языка.
- А как звучит слово твоего языка, которым ты зовёшь Альтаир?
(весёлый смех)
- Альтаир!
(смущённый смех)
читать ещё дальше
– ...У нас не существует науки. В вашем понимании. Увы, но ваши учёные не смогут получить удовольствие от общения с коллегами.
Беглая улыбка. Полуопущенный взгляд. Это что, хамство?.. Но тогда совсем уж неприкрытое.
Мой опыт сопровождения контактов невелик. Всё на подхвате, на вторых ролях – а опыт такого рода нарабатывается только прямыми взаимодействиями. Только прямой личной практикой на острие луча.
У нас ценят неопытных. Иногда. На определённом месте.
– ...Да. Но прежде, чем я примусь отвечать, а вы – этот ответ обрабатывать, прошу вас вспомнить о нашем существенном несходстве. Например, о том, что любой из нас живёт неизмеримо дольше любого из вас. И потому то, что для большинства из вас совершенно несущественно, для большинства из нас имеет наибольшее значение.
Улыбка и бегущий взгляд стираются, к концу тирады наверху печаль, и грусть, и едва уловимое предложение понимания.
Посланник... да, представители иных культур, как выражались в старину, «бывают очень разными». Но этот, кажется, из кожи лез вон, чтобы лишить нас надежды. ...Нет. Вёл он себя покладисто. И на вопросы всегда отвечал развёрнуто и старательно.
Наш гость не признавал дипломатии. Или не знал, что это такое. Или был неспособен (как шипел мне в ухо жёлтый от жёлчи П., сотрясаясь всем телом после завершения очередной встречи). Это шипение и эта жёлчь раздражали не только меня, и П. в конце концов отправили домой. На реабилитацию.
Солнечная система в наше время имеет постоянные связи с двумя десятками чужих цивилизаций, а нерегулярные – первый контакт или встречи с посредничеством – перевалили за вторую сотню. Долгий период совершеннейшего одиночества, не столько загадочный, сколько опасный, - например, для психики, - завершился во время третьей мировой. Для нас прилагательное (определение?) «мировая» всё ещё не нуждается в существительном (подлежащем?) «война». Хотя с тех пор прошло уж полтораста лет.
Я всегда считала – что на наше счастье. Наверное, потому и в сопроводители контактов пошла. ...Нет, всё-таки – «взяли».
Мои познания в истории поверхностны, и я не удивлюсь, если «всо было савсэм нэ так». Ну а пока что я вижу вот как.
Человечество не успело по-настоящему пострадать в третьей мировой и вообще осталось живо благодаря свалившемуся на Землю кораблю чужих.
С тех пор и по сей день слово «чужой» имеет несколько гитик – как в своё время в русскоязычной культуре слово «любовь»: от ругательства до священного... впрочем, мне не раз доводилось слышать мнения, в которых смыслы этого слова возводились к намного более далёким временам.
Собственно, второй причиной, по которой, я считаю, меня взяли в сопроводители контактов, явилось раннее философствование на тему «что ты получаешь от партнёра». Тривиально, но факт: он передаёт то и так, что и как может вложить в общий для вас сигнал, а ты получаешь то и так, как интерпретируешь свойства сигнала и смыслы послания. Несущего сигнала и несомого послания. Несущего послания и несомого сигнала. ...Это шутка. Об этом очень много распространялись лет… ещё даже лет тридцать тому. Слава богу, с тех пор наши нравы упростились.
...Такого рода поводов для долгих разговоров о-о-очень много. В чём-то мы, люди, здорово здесь преуспели. А чего-то не понимаем принципиально. Но это обычное положение вещей.
И в области контактов мы вовсе не беспомощны. Однако бывают случаи, перед которыми мы пасуем.
Как вы догадываетесь, история контактов, вернее, их практика мощно двинула вперёд социально-психологические науки. Гораздо сильнее, чем все машинные. Хорошо пошли этнография, лингвистика. Однако намного важнее, что пошла в гору (стала значимой) философия, и прежде всего – этика. Это не сразу стало заметно; может, потому и произошло. В смысле – вышло. У философии изумительно много... э-э-э... врагов на самых разных этажах социальных институтов.
Культурный шок был так велик, что, полагаю, будет надувать нам паруса ещё пару столетий.
За это я испытываю благодарность. И это, может быть, стало третьей и главной причиной, по которой меня взяли в сопроводители контактов.
Но я совсем забыла сказать, что благодаря открывшимся дверям – и ради пользования ими – всеобщей наукой стала конфликтология.
Сопровождая контакт, вернее, ещё лишь приступая к контакту, мы прежде всего получаем в качестве визитки (визитка – это то, чем обмениваются сознательно и по доброй воле) как можно более подробные сведения, представляющие собою буквально списки... списки того, что для данной культуры и психологии является конфликтным. Получение визиток ни к чему не обязывает. Это только информация. – Мы узнаём, чем можем раздражать и радовать друг друга. Визитка не поможет там, где мы не готовы, и станет волшебной палочкой, если мы способны быть внимательными и помнить. Надо ли говорить, что такие списки суть срез культурного состояния общества и портрет принятых в нём реакций. И внешних, и внутренних, и косвенных, и каких угодно. В рамках, определяемых саморефлексией этой культуры и её готовностью что-либо открыть нам. Да, в сколь угодно замысловатом смысле 1).
В мире неизбежных межкультурных контактов давно стало правилом даже не хорошего тона, а ещё более саморазумеющимся, давать достаточный обзор симпатий-антипатий-страхов-привязанностей-и-прочее своей культуры, представляя её (и себя) культуре другой и чуждой. Положение дел в этом вопросе иногда удивляет меня благополучием, ведь каждый знает, как много власти даёт представление о таких вещах. Полагаю, нам повезло. В клуб внеземных культур мы вошли во времена уже сложившихся структур и правил, а главное – познаний. И та опасность, о которой я сейчас предпочту промолчать, - опасность не извне, а изнутри, это уточнить как раз нужно, - миновала нас. Но не благодаря нам.
Иногда быть младшими – спасительно. Но, разумеется, чтобы принимать свою свободу (или осознавать необходимость), нужны хотя бы способности.
Я думаю, что нас от многого уберегли. Чтобы знать, насколько велика наша за это цена, мне недостаточно знаний.
Ганна
1) Зная вас (тут я снова вспоминаю того особого клиента), я понимаю, что у половины сейчас в головах за идея. И спешу отвлечь: в древних архивах мне довелось откопать редкостный кусок, за который (за находку которого) меня даже чем-то похвалили. – Это был неполный видеоряд к какой-то из бесконечных рекламных кампаний давно издохшего мира. Соль его в том, что создатели (то есть, конечно, его заказчики через его создателей) показывали единомоментно два шокирующих слоя одновременно двум, противопоставляемым ими друг другу, аудиториям: вот что мы сделаем завтра с вами (текст призыва отсутствовал, смысл доносился через энергичное движение, - в кадре измельчали с изрядным шумом какой-то древний, в смысле, широко распространённый в то время плод). Небрежное упражнение в восприятии принесло мне много впечатлений... предки, немудрено, что вы не выжили.
Клуб космических культур насчитывает намного больше двух сотен. Одни из них общаются с собратьями давным-давно, другие – новички вроде людей, третьи едва вступают… Сообразно этому, а также разным предпочтениям, в этом клубе есть свои круги общения и зоны отчуждения. Нет одного: доминантных культур. Нет культур, очевидным образом доминирующих над другими. Если вы подумали, что это – из-за одной сверхдоминанты, я не стану спорить. Но и соглашаться не стану.
Если она есть, то наш особый клиент принадлежал как раз к ней.
Пауль
Ну, наконец-то. Это будет нормальный десант. Они пошли. Пошли!..
У нас будет много работы. Это вам не беседы (недописано)
Торин
Ещё!
Казимир
мда. вяло. но славно, что это вообще писалось.
...не помню, ничего не помню.